Заунывный голос муллы читал утреннюю молитву.
Я думал, это будет просто — принять их религию, выучить их язык, жить, как они.
На самом краю горизонта рос огромный раскидистый бук. Один посреди нетронутого человеком поля, он стоял, как часовой на невидимой границе. Я так и не приучился называть его как здешние — Чинар. Именно так, с большой буквы, в его честь лет 50 назад  был назван близлежащий поселок. Сыну проще — он здесь уже два года, даже научился разговаривать на их языке.
Они никогда не примут меня. Для них я всегда останусь предателем, хотя, в сущности, это лишь выживание.
Жить на зарплату военного? Я и моя семья существовали лишь из-за моей связи с боевиками — наркотики, оружие, отмывание денег — наработанные мной за долгие годы знакомства позволяли проворачивать полезные для них схемы. Хотя уже давно я работаю на них не только из-за денег.

Я им нужен.

Я повторял это как заклинание уже месяц, я им нужен, они не могут нас убить.
Сегодня меня вызвали к Зелимхану — мы часто общаемся, особенно сейчас, когда груз с оружием задержали на таможне в одной области.
— Твои контакты раскрыты, груз изъят. — Зелимхан не скрывал своего отвращения ко мне, — Что ты еще можешь предложить за свою шкуру?
Мой мир рушился у меня на глазах, мой контакт был последней ниточкой, связывающей меня с жизнью.
— У меня есть деньги, много, — речь выходила сбивчивой, я проглатывал окончания слов, — через пару дней я смогу их отдать Вам.
— На что нам твои дэньги? — Зелимхан не преувеличивал и не запугивал, у боевиков действительно имелись крупные спонсоры. Война — дело прибыльное.

В тот день я намеренно оторвался от группы, хотел убежать, попросту дезертировать. Разлука с сыном была невыносима, но получилось еще лучше.
Саша и правда видел мое окровавленное тело, но за то время, пока он докладывал обо всем группе, боевики успели подложить тело одного из пленных, напялив на него мою форму.
Еще пара гранат, чего не бывает в жарком бою, и опознать то кровавое месиво, что от него осталось не смогла бы и родная мать. Проверять, мое ли это тело, естественно, никто не собирался — то, что осталось от несчастного, хоронили в закрытом гробу.

На самом краю горизонта рос огромный, раскидистый бук. Один посреди нетронутого человеком поля, он стоял, как часовой на невидимой границе. Лишь на самой кромке этого поля были два ровных квадрата свежей земли.